Сказки, устное эпическое повествование, в котором доминирует эстетическая функция, равно как и установка на вымысел, а также преследуется развлекательно-поучительная цель. В С. обских угров отсутствуют начальные комические формулы, характерные для сказочного эпоса др. народов. С. начинаются с обозначения исходной ситуации формулами: «В каком-то княжестве жили три брата...», «Жил муж с женой...» и т.п., а завершаются констатацией наступившего благополучия: «Теперь они живут, и теперь они здравствуют». Хороший рассказчик всегда выводит слушателей из сказочного мира в реальный, при этом фиксирует финал формулами типа: «На том сказка кончилась», «Сказка вся», а иногда даёт конечную шутливую присказку, хотя бы в сжатом виде: «Я там была, пиво пила, дали мне ледяную лошадь, а она и растаяла». Наличие подобных присказок характерно для мансийских сказок, испытавших большое влияние русского фольклора. Если нет финальных формул, сказочник обычными разговорными фразами говорит о наступлении хорошей жизни героев или о собственной причастности к изложенному: «Я сам уже бывал у них». В С. появляются определённые повествовательные закономерности. В частности, выдержан закон хронологической несовместимости: не может быть рассказа о параллельно совершающихся событиях. Сказочные персонажи действуют согласно сказанному: отправляясь мстить за отца, герой говорит: «Кончится моё мясо, пусть мои кости ищут месть, кончатся мои кости, пусть мой костный мозг ищет месть». Герой выполнит обещанное во что бы то ни стало. Часто принцип «сказано—сделано» проявляется как «подумано—сделано». Поскольку в фольклоре ханты и манси мысль предстаёт как нечто материальное, мгновенно передающееся от человека к человеку и даже от человека к животному, то и сказочному герою, попавшему в затруднительному положение, достаточно подумать о чудесном помощнике, как тот моментально оказывается рядом с готовностью помочь. Важное место занимает принцип перемены одежды: герой, надевший чужую одежду, воспринимается всеми как тот, чью одежду надел, вместе с одеждой он как бы приобретает чужие свойства и способности. В С. обских угров сильна импровизационность, особенно она ощутима на персонажном и сюжетно-композиционных уровнях. В меньшей мере это относится к поэтико-стилистическому оформлению. Имеет место поэтическая симметрия, связанная, как правило, с числами 3,4,5,7. Что касается тропов, то они часто однотипны с индоевропейскими. Сказочники наполняют повествование, с одной стороны, наглядными натуралистическими подробностями, а с другой — вводят юмористические реплики, прозвища врагов. В богатырских С. в основном разрабатываются 3 темы: кровной мести, поисков невесты и борьбы с иноплеменниками. Иногда антагонистом выступает демоническое существо. Детские С. играют важную воспитательную роль. Они создают юмористический мир, в котором нет различий между поступками людей, животных, зверей, птиц. Народная мудрость проявляется в том, что ребёнок начинает познавать окружающую реальность через её юмор, у него изначально формируется радостное, светлое, оптимистическое восприятие жизни. С. исполнялись как в семейном кругу, так и на ночёвках в пути, на охоте, рыбной ловле. В кругу детей сказочник иногда загадывал загадки: сколько загадок ребёнок отгадает, столько услышит сказок. В первой половине XX в. ещё существовало ритуализированное исполнение С. Считалось, что сказочники наделены также даром исцелять своим рассказом недуги.
Лит.: Чернецов В. Н. Вогульские сказки. Сборник фольклора народа манси (вогулов). — Л., 1935; Баландин А. Н. Язык мансийской сказки. — Л., 1939; Сказки народов Сибирского Севера. Вып. 2. — Томск, 1976.
В. В. Блажес.
|
